В 2023 году широко отмечаются две даты в истории Приморья — 85-летие образования края как административной единицы и, конечно же, 85-ая годовщина отражения японской агрессии в районе озера Хасан. Еще одна круглая дата известна не так широко, однако именно 30 лет назад, в 1993 году, началась сложная история с демаркацией российско-китайской границы в районе все того же приморского озера. Итогом этой истории стало то, что политая кровью красноармейцев в 1938 году российская земля осталась российской. Осталась, несмотря на усилия поборников политики "дружба в обмен на территории", которых хватало в российской власти и которые в 1991 году втайне от всей страны "оформили" уступку Китаю стратегически важной для России территории на юге Приморья.
Справка: соглашение о границе между СССР и КНР готовилось еще с конца 80-х годов ХХ века, большую активность в его заключении проявлял, в частности, генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев. Само соглашение было подписано в мае 1991 года в ходе визита в Москву генерального секретаря ЦК КПК Цзян Цзэминя. Несмотря на распад СССР в декабре 1991 года, уже 13 февраля 1992 года договор был ратифицирован Верховным Советом РФ и Постоянным комитетом Всекитайского собрания народных представителей КНР и вступил в силу в марте того же года.
О том, как проходила вторая "битва за Хасан" — в беседе корр. ИА PrimaMedia с непосредственным ее участником, российским государственным деятелем, губернатором Приморского края в 1993-2001 годах Евгением Ивановичем Наздратенко.
"Когда будете переносить столбы?"
— Губернатором меня назначили в 1993 году, 20 мая. И вот — будни только что назначенного губернатора: около 02.00 часов ночи звонок — надо срочно выехать в аэропорт Кневичи, встречать министра обороны КНР. Надо встретить — конечно, встретим. Приезжаем. Там приземлилось два самолета, оба — ИЛ-62, замечательные машины были. Один весь расписан китайскими иероглифами, другой — нет, то есть наш. Из нашего вышла целая группа российских генералов, и как-то странно, мне показалось, вели они себя. А китайский министр обороны — а ему тогда было 74 года, для Китая ситуация нормальная — буквально бегает туда-сюда, я, как принимающая сторона, хожу за ним.
И вдруг он меня спрашивает: "Когда будете переносить столбы?". В том смысле, что уже практически требует перенести границу, отдать Хасан. Я отвечаю, что я столбы не переношу. Вопрос с его стороны был не по адресу, но понять министра можно: в Китае — другая система, у них губернатор, точнее, первый секретарь КПК в провинции, командует всем — и войсками, и границей, и таможней. У нас, как вы знаете, это не так.
Вот так я узнал о намерениях передать часть территории у озера Хасан. То есть ту нашу землю, где Красная Армия в 1938 году отражала агрессию японцев, которые до этого захватили, поработили Китай. Отдать могилы наших воинов. Я, когда разобрался, был шокирован, мягко говоря.
И если говорить совсем без эмоций, то по этому соглашению Китай получал выход к морю, 20 км территориальных вод и 200 км исключительной экономзоны… У китайцев вообще уже был готов план постройки на "бывшем" российском участке территории крупного морского порта на 105 млн тонн — для, по сути, "перехвата" грузопотока нашей Транссибирской магистрали. И на Владивостоке как на порте, логистическом узле в АТР можно было бы крест поставить.
Я потом разговаривал с одним депутатом Верховного Совета РФ, который ратифицировал, чтобы отдать Хасан китайцам. Как вы допустили, спрашиваю? А депутат — Приморье в Верховном Совете он представлял! — говорит мне, что голосовали списком, никто в подробности договора не входил.
"Товарищ генерал, отдавать русские земли нельзя"
— И ведь нельзя сказать, что шок от таких планов только я испытывал. Для примера, давайте скажем, сколько славных парней в те времена работало в системе ФСБ Приморского края. И генерал Громов, и полковник Добровольский, и наш Конончук, и Устюгов, и Верёвкин-Рохальский, и Григорьев, десятки других совершенно прекрасных офицеров. И был случай, очень меня тронувший. Прибыл тогда в Приморье Севастьянов Женя — замглавы администрации президента (ее тогда, если что, возглавлял Чубайс). Ох и личность. Один из авторов статьи, что у нас Хасан — неперспективный в экономическом отношении район. Знаете, какая газета печатала? "Владивосток".
Так вот, Добровольский курировал Хасанский район, я тогда впервые с ним познакомился. Высокий такой, статный парень. И вот мы все встретились на одном мосту, прямо как в кино. Обсуждали судьбу Хасана. Присутствовал и один генерал ФСБ, который сказал: "Эти же земли — неперспективны, их же можно Китаю передать".
На мосту с нами был один полковник. Так он вспотел прямо, фуражку снял. Потер обод, лоб и сказал: "Товарищ генерал, отдавать русские земли нельзя".
А тот ему: "Пошел вон!". Вот такие минуты переживали тогда.
Представляете, какие парни были? Понимал ведь, что он себя "рубит" по службе, когда в присутствии представителя Кремля вот так генералу говорит… Такие славные парни были в составе УФСБ Приморского края. Были люди с погонами, которые эти погоны не жалели, прямо говорили, что Хасан отдавать нельзя. Генерал Розов, по сути, карьерой ради этого пожертвовал, например.
"Борис Николаевич, это неправильно"
— Но тогда казалось, что ничего у нас, защитников Хасана, не получается, и ситуацию мы проигрываем. Тем временем наступил уже 1996 год, апрель, поездка Бориса Николаевича Ельцина в Шанхай (24-25 апреля 1996 года Борис Ельцин находился в Китае с государственным визитом и провел переговоры с председателем КНР Цзян Цзэминем — ред.). Я — в составе российской делегации.
А по пути в Шанхай Ельцин сделал остановку в Хабаровске. В Доме переговоров на берегу Амура собрали полный зал народа — пять губернаторов граничащих с Китаем регионов, журналисты, чиновники… даже в проходах стояли.
И Борис Николаевич по телесуфлеру (в новинку тогда такое было) зачитывает речь. И говорит: "Мы не можем отдать острова Уссурийский и Тарабаров, это исконно российские территории. А вот Хасан отдать надо. Это — нормы международного права".
А я в первом ряду сидел, и он вдруг ко мне обращается: "Евгений Иванович, правильно я говорю?".
Что мне было делать?
Встаю и говорю: "Борис Николаевич, это неправильно, Хасан мы никогда не отдадим". И пошел к выходу из зала. Давление подскочило, помню, в висках стучит.
Меня, конечно, тогда после этих слов сняли с поездки в Китай. Правда, через полчаса объявили, что я все-таки лечу туда. А китайцы уже в воздухе запросили: "На борту ли самолета губернатор Приморья? Его визит — нежелателен". Китайские товарищи же тоже сидели в том зале в Хабаровске, быстро доложили, что да как.
Самолет все-таки приземлился в Шанхае. Я один остался на борту. Вдруг снизу Борис Чаплин, который был когда-то замминистром иностранных дел, а потом послом во Вьетнаме и дорабатывал свою карьеру уже генконсулом в Шанхае, говорит: "Евгений Иванович, спускайтесь. Вас сказали возить в отдельной машине".
Поселили в гостинице. Потом подходит, по-моему, Володя Шевченко, он когда-то был по протокольным мероприятиям у Горбачева: "Ну, пойдем". И приводит — к Цзян Цзэминю и Борису Николаевичу. Тот сразу руку мне на плечо положил и тяжело вздохнул.
А Цзян Цзэминь пожал мне руку. Потом я узнал, к слову, что на очередном пленуме КПК он, выступая, сказал, что Китай добился больших внешнеполитических успехов, но вот отношение страны к отстаиванию своих территорий должно стать таким, как у руководства Приморья.
"Здесь были первые бои нашей Красной Армии. Это абсолютно территория России"
— Вот как бы сейчас могли обо мне сказать в разрезе той ситуации? "Сбитый летчик", правильно? А тогда как-то, честно говоря, уже о таком не думалось.
Я тогда принял решение съездить в Северную Корею, встретиться с руководством и попросить их не отдавать Китаю половину реки Туманган. Ким Чен Ир мне тогда сказал: "А почему же вы, Россия, свою половину реки подписали?". А Россия ведь не подписала! Козырев (А.В. Козырев, министр иностранных дел РФ в 1990-1996 годах — ред.) подписал!
А корейцы всё-таки свою часть не подписали. Не дали Китаю проход к морю
А в это время, с другой стороны, один работник нашего МИДа пишет статью про то, что Наздратенко зря вводит в заблуждение руководство страны — мол, озеро Хасан находится вообще за озером Ханка, на севере, в Хабаровском крае! Представляете? И "карту" даже нарисовали. И во время этих эпизодов, напомню, главой администрации президента был Чубайс.
Были и другие эпизоды в этой истории, когда мы уже, может быть, и надежду отстоять нашу землю терять начали. Помню, меня вызвали в Токио, и там я познакомился с Евгением Примаковым (Е.М. Примаков, министр иностранных дел РФ в 1996-1998 годах, председатель правительства РФ в 1998-1999 годах — ред.).
После мероприятия в посольстве Евгений Максимович подошел ко мне и говорит: "Евгений, давайте выйдем на улицу". Вышли мы во дворик посольства, помню, жара была, духота. Примаков мне говорит: "Евгений, Хасан все-таки надо отдать. Я строю ось Москва-Пекин-Дели. НАТО к нашим границам подбирается. Нужно пойти здесь навстречу китайцам". Я говорю:
"Евгений Максимович, ну никак нельзя идти на это. Здесь были первые бои нашей Красной Армии. Это абсолютно территория России".
Выслушал он меня, молча пожал руку, так встреча и закончилась. Подумал тогда: "Вот и еще одного человека против себя настроил". Нас, администрацию Приморья, тогда за нашу позицию очень и критиковали, и, прямо скажем, просто "давили".
"Русские там, на Хасане, погибали и за Китай"
— А Хасан мы так и не отдали.
— Мы из администрации края всегда на переговоры в Китай направляли одного человека — вице-губернатора Владимира Алексеевича Стегния. Он каждый раз, уезжая, прощался с семьей, с товарищами по работе. Жесткая была ситуация, как вы понимаете.
А китайцы за это время пять раз сменили членов демаркационной комиссии, и семь раз — председателя комиссии со своей стороны! То есть не получалось у них убедить нас, русских, уступить свою землю. И тут я должен сказать, что в той сложнейшей ситуации китайские товарищи проявили себя гораздо с лучшей стороны, чем те наши "государственные мужи", которые не гнушались "Родиной торговать", об "неэффективности" этой земли рассуждать и Хасан в Хабаровский край определять. Китайцы, конечно, свои интерес преследовали, но и к собеседнику прислушивались.
И вот в очередной раз Стегний прилетает из Китая — и улыбается! Говорит: "Все, согласовали. Все спорные земли китайцы за Россией признали!".
Тогда мы не знали, да и никто не знал, какую работу тогда проделали Евгений Максимович Примаков и председатель правительства на тот момент Виктор Степанович Черномырдин в Пекине, встречаясь с Политбюро Китая.
А уже в 1998 году мы с Примаковым (он уже был премьер-министром) летели вместе в Куала-Лумпур в Индонезии на очередной Саммит АТЭС. И Примаков мне и говорит: "А ты знаешь, мы полетели тогда в Пекин, и мы говорили с Цзян Цзэминем.
Сказали ему, что два с половиной миллиона жителей Приморья не могут понять, почему нужно отдать территорию Китаю".
Цзян Цзэминь же сперва ответил: "А полтора миллиарда жителей Китая не понимают, почему их земли должны быть заняты другим государством". Но потом все-таки организовал встречу с Политбюро КПК. Разговор там шел очень тяжело, но Цзян Цзэминь сказал: "Давайте поймем наших товарищей. Это же братский русский народ, давайте поймем настроение братского народа. В конце концов, в 1938 году они и нас защищали там, на Хасане, за нас погибали".
Вот как закончилась наша токийская встреча с Примаковым.
Страшное было напряжение тогда.
То есть в 1998 году, в год 60-летия Хасанских событий, мы, получается, вновь отстояли эту землю, причем мирным путем, в диалоге с дружественной страной.
И я был уверен и тогда, и уверен сейчас, что для взаимодействия со странами-соседями совсем не обязательно делать территориальные уступки. Те же земли у озера Хасан, где у нас получается буквально "стык" трех дружественных стран — то есть России, Китая и КНДР — можно и нужно развивать совместно, особенно в транспортной сфере, и такие проекты на самом деле есть.
